…И нет у нас иного достоянья!

Умейте же беречь

Хоть в меру сил, в дни злобы и страданья,

Наш дар бессмертный – речь.

И. Бунин.
 

Недоумение и некоторая растерянность автора статьи «Образованность и /или интеллигентность?» профессора И.В. Богадельникова (№№ 5 и 6 «Медицинского вестника») по поводу того, что же нам (образованному классу, интеллигенции) читать, когда всего так много и так одинаково доступно, на чьи вкусы ориентироваться, чьи ценности разделять, – только на первый взгляд может показаться некоторой частностью из области личной жизни профессора.

Каждый во всем ориентируется на общественные ожидания, относящиеся к его социальной роли; на ценностные установки своей референтной группы (друзей, коллег, учителей) и на сформировавшийся за годы жизни литературный вкус.

И вопрос, видимо, все же не в том, чтобы не выглядеть неосведомленным и неспособным поддержать разговор на общую литературную тему в кругу читающих коллег. Вопрос, как кажется, в ощущении утраты чего-то очень важного: согласованного единения вокруг всеми признаваемых, разделяемых и совместно хранимых ценностей, поддерживаемых и передаваемых идущим следом.

Наверное, психологи смогут ответить на вопрос, почему так важно читать то, что отмечено хорошим вкусом, и читать всем одновременно. Ведь мы еще хорошо помним, как тратились немалые суммы из семейного бюджета на подписку толстых литературных журналов, как велась запись в библиотеках и формировались очереди в читальных залах. Возможно, это было так важно потому, что наша литература всегда выполняла не только образовательно-просветительную, но и профетическую (пророческую) функцию: «Поэт в России больше, чем поэт…». Эта горячность вокруг литературных новинок, глубокая увлеченность классической литературой, трепетное собирание лучших авторов в личную библиотеку (любимого поэта или писателя на «черном» книжном рынке – за любые деньги!) – черта, отличавшая отечественную интеллигенцию.

Откуда же теперь «образованщина»? А где же образованность и просвещенность? И что мы вообще вкладываем в эти понятия?

Очевидно, что общество переживает некий кризис – время, когда рушатся традиционно оберегавшиеся ценности, нормы взаимоотношений, ценностные ориентиры. В литературной критике течение, отражающее этот процесс карнавальной раскованности жизни, общества, языка, получило наименование постмодернизма. И все мы, так или иначе, являемся участниками этого процесса. И в первую очередь именно интеллигенция. И участниками не пассивными, а как всегда – в первых рядах…

«Не люблю интеллигенции, не причисляю себя к ней … – писала М. Цветаева Б. Пастернаку. – Люблю дворянство и народ, цветение и корни» (из письма 1 июля 1926 г.).

Нельзя сказать, что передовая интеллигенция всегда безоглядно, бездумно и безответственно, хоть и по самым благим побуждениям, рушила устои национальной жизни. В 1909 году в России был издан сборник пророчески-покаянных статей о русской интеллигенции русских философов, политологов и философствующих писателей Н.А Бердяева, С.Н. Булгакова, И.Б. Струве и других под названием «Вехи». В нем отражены вопросы, мучившие лучшие интеллигентские умы: правильно ли мы строим отношения с народом, может, его следует любить и воспитывать, а не подстрекать к насилию; правильно ли выбран путь противостояния официальным формам власти; не является ли нашей главной задачей сохранение традиции, дабы любой ценой не допустить этих «перерывов постепенности», чреватых кровью, разорением культуры и душевным опустошением; не слишком ли много в нас, интеллигентах, верхоглядства, которое мы оправдываем революционной фразой? А спустя девять лет, в 1918 году, после свершившейся революции, был составлен другой сборник с тем же авторским коллективом, получивший название «Из глубины», с указанием на сбывшиеся пророчества и с попыткой отделить интеллигенцию «подлинную», ни в чем не виноватую, от «неподлинной», виновной в произошедшем. И не последняя роль в случившемся отводилась качеству читаемой литературы. Русский философ С.Л. Франк отмечал, что в течение всего XIX века в общественном сознании укреплялось не лучшее и творческое (Пушкин, Тютчев, Достоевский), а отрицательные и разрушительные течения. «И не рукоплескала ли вся интеллигенция России цинически-хамскому бунтарству тех босяков и «бывших людей» Горького, которые через двадцать лет после своего столь шумного успеха в литературе успели захватить власть и разрушить русское государство?» – вопрошает философ. («Вехи». «Из глубины». – М.: «Правда», 1991).

Позиция авторов сборника «Из глубины» относительно роли интеллигенции в отечественной истории изменилась, поскольку радикально изменились обстоятельства ее жизни, самоопределение и самоощущение. В апреле 1918 года были закрыты оппозиционные большевизму издания, а Ленин встал перед необходимостью «привлечь 1000 людей, первоклассных специалистов в своих отраслях», в частности, «покупкой за высокую плату». Таким образом, альтернатива, поставленная перед интеллигенцией: «признавать» или не «признавать» советскую власть, – обратилась в альтернативу: служить или не служить ей. Может, именно это понижение в статусе вызвало известную реплику вождя о том, что интеллигенция – не мозг нации, а … нечто другое. Хотя и в послереволюционное время встречались чудом уцелевшие носители живой традиции мощной русской интеллектуальной культуры – «последние из могикан» – такие, как А.Ф. Лосев и М.М. Бахтин.

А что же народ? А народ по-прежнему является носителем архетипов национального сознания, закодированного в национальном языке и национальной культуре. И если начать доискиваться до истоков, то выяснится много любопытного. Рассматривая значение русских слов и сопоставляя их с первосмыслами, исследователь обнаружит, как далеко порой расходятся их исходное значение и современная семантика. Пройдя ряд закономерных с точки зрения языковых процессов изменений, слово может и совершенно отойти от своего первоначального значения. Между тем сокровенное (ставшее «сокрытым», тайным, а порой и сакральным) значение свидетельствует о собственных началах языка, о заложенных в него смыслах, программах и оценках. И нас не должно удивлять и тем более шокировать то обстоятельство, что слово «образование» изначально связано с понятием «образ Божий», а выражение «дать образование» означает не что иное, как «привести к образу Божьему», так же, как и слово «просвещение», относящееся к понятию о свете Истины («Кто светел, тот и свят»), о чем существует множество текстологических свидетельств во всем Священном Писании. (Заметим в скобках, что в России слово «просвещение» изменило свое первоначальное значение во времена Екатерины II, под влиянием французских философов и писателей Ж.-Ж. Руссо и Ф. Вольтера – идеологов французских бунтовщиков, положивших конец христианской Европе). И слово «человек» (через ступени человек – цловек – словек), по этимологическим изысканиям и исследовательской интуиции В.Д. Ирзабекова, возводится к понятию «слово», что «подчеркивает главное отличие людей как существ словесных, мыслящих словами». От «слова» же и «слава», и «славяне», и тем более – «словесность».

Так сложилось, что русский человек прикован к своей словесности, являясь во многом и ее продуктом. Русская классическая литература оказывала и оказывает несомненное влияние на весь строй нашей души, на наше умонастроение и во многом на судьбу нации. Находившийся в эмиграции И.А. Бунин в 1925 году писал: «Нынешнему падению России (…) задолго предшествовал упадок ее литературы», а стихотворные строки, вынесенные в эпиграф этой статьи, – своего рода завещание «цвета нации» (по определению М. Цветаевой) ее «корням».

Национальный литературный язык – хранитель архетипов национального сознания, национальная (она же – мировая!) литература (а лучше – словесность) и национальная память, насыщенная образцами этой словесности, сохраняют нас как единое целое, имеющее общую духовную сущность.

И поэтому далеко не частным видится вопрос профессора И.В. Богадельникова о том, что же следует читать? Чем руководствоваться в потоке публикуемого и издаваемого на русском языке? Наверное, нам следует запастись некими ориентирами отбора, а сами ориентиры извлечь все из того же источника – русской словесности, в частности, из «Выбранных мест из переписки с друзьями» Н.В. Гоголя: «Нужно вспомнить человеку, что он вовсе не материальная скотина, но высокий гражданин высокого небесного гражданства. Покуда он хоть сколько-нибудь не будет жить жизнью небесного гражданства, до тех пор не придет в порядок и земное гражданство». А тогда, глядишь, и «фига в кармане» сама собой разожмется, и незаметно троеперстие сложится, и светлое профессорское чело крестным знаменем осенится…

И все-таки по-прежнему беспокоит вопрос: почему это так важно – читать не всё подряд, а лучшее и вместе со всеми, и не просто читать, а хранить в памяти?

В современной когнитивной лингвистике (от лат. cognitio – знание, познание) – науке, изучающей отражение мыслительных процессов в языке, выделены языковые и речевые единицы, значение которых не равно их собственному значению, но ассоциируются они с содержанием, символизирующим весь текст, – книги, фильма, спектакля. Таковыми являются наименования прецедентных, то есть имеющих историко-культурную, страноведческую ценность текстов, событий, имен. Именно поэтому в национальном образовании фигурирует список обязательных для изучения, в том числе и для заучивания наизусть, художественных произведений. Выходя за круг общего чтения, мы невольно теряем культурно-языковую общность, а теряя ее, лишаемся возможности общаться на уровне смыслов, лаконично упакованных в заголовках произведений, отдельных фразах из культурно значимых текстов, в крылатых выражениях и говорящих именах. И в итоге теряем свой, русский мир и свою причастность к нему.

И к этому нечего было бы добавить, кроме самых мрачных прогнозов, если бы не один случай, произошедший как-то под колоннадой главного корпуса нашего университета в один из солнечных зимних дней. Проходя спешным шагом мимо высыпавших из аудиторий на свежий утренний воздух студентов, над самым ухом услышала звонкий девичий голос: «Мороз и солнце, день чудесный!». От неожиданности не сдержавшись, сказала, ни к кому не обращаясь, и, признаться, несколько провокационно: «Надо же! Кто-то еще знает Пушкина!». И в ответ уже не один, а три звенящих ликующих голоса, подчеркивая каждое слово, почти пропели: «Еще ты дремлешь, друг прелестный – Пора, красавица, проснись: Открой сомкнуты негой взоры, Навстречу северной Авроры Звездою севера явись!»

Их «явись!» и сейчас звучит в моей памяти как веселый, озорной, но вместе с тем категорический ответ на предположение о том, что Пушкин забыт. Воистину: родство по крови рождает стаю, родство по духу творит народ!

А. ХОВАЛКИНА, заведующая кафедрой русского языка,профессор
 

«Медицинский вестник» № 8, май 2010.